Вечер перетекал в безлунную ночь. Беззвездное бесконечное небо нависало тяжелой твердью, холодный ветер время от времени беспощадно резал своими фантомными ледяными лезвиями, не позволяя вздохнуть полной грудью, а едкие частицы пепла витали в воздухе, слегка согретом теплом недра планеты. И в эпицентре всего этого возвышался величественный вулкан, древний, пребывающий в сладкой полудреме. Зияющее жерло лениво дымило в небо, будто сообщая, что его призрачные и безжалостные очи могут распахнуться в любой момент Зрелище удивительное, завораживающее и изрядно пугающее. Пугающее, потому что эти прямые врата в подземное планетарное царство по природе своей непредсказуемы и могут распахнуться в любой момент, явив миру первозданную красоту и убив горным расплавом все, что по несчастливой случайности оказалось рядом. Но, пока эти врата были приоткрыты лишь едва — лава тихонько бурлила в утробе раскаленной раны на теле горного массива и нещадно пожирала соприкасающуюся с ней землю. А где-то наверху, застыв в леденящей неподвижности у самого края вулканического кратера, за огненным озером наблюдало два силуэта. Округлившимися глазами и затаив дыхание они с трепетом лицезрели природную силу «во плоти».

Группа из двух человек, застывшая аккурат у пламенной бездны вулканического лона, стояла в безмолвии, утопая в тайных глубинах собственных серых мыслей, страхов и тревоги. Да и немудрено, ведь когда в буквальном смысле находишься в шаге от вероятной смерти, ожидаешь, что в любой момент нить существования может превратиться в пепел, время словно останавливается и на свободу вырываются разные раздумья.

Ближе всего к пропасти застыла девушка. Ее волосы, словно огонь, были ярко-рыжие, а глаза — голубые, словно небесная лазурь. А кожа нежна и мягка, будто самый дорогой шелк. Она была хороша лицом настолько, что даже слой пыли после длительного похода кое-где на лбу и слегка порозовевших от жара щеках не портил симпатичную физиономию. Ее звали Мэри Джейн Уотсон, она была еще юна и только делала первые шаги в актерской карьере, и ей хотелось верить, что шаги эти были не последними. Остановившись у самого края пропасти, нагнувшись слегка вперед, оперевшись ладонями в едва подогнутые колени, она размышляла о прошлом и предполагаемом будущем. О том, что сделала и о том, что могла сделать. Но среди всех этих мыслей витала еще одна — о человеке, что носил спандекс красно-синих цветов и всегда без устали ее спасал, отталкивал ее от пропасти смерти своим телом бесчисленное количество раз. Весь проделанный путь от Ривенделла до этой горы, девушка питала надежды, что и в этот раз герой ее спасет. Но, шли дни трудного пути, а дружелюбный сосед так и не появился. В конечном счете Мэри перестала думать, ждать и просто шла дальше в компании своих спутников. Однако теперь он вновь всплыл у нее в голове, а вместе с ним и сожаление, что ее уста так и не произнесли признание в любви

В стороне, подальше от пышущего дымом и пеплом жерла, потому что по его мнению было неразумно подходить так близко, стоял мальчишка лет пятнадцати. Слишком высок для своего возраста и красив лицом, худощав, но немного мускулист. Глаза черные, а волосы длинные темно-синего цвета. Он был облачен в странного вида тюремную форму из белой полосатой рубашки с длинным рукавом и белых полосатых брюк. Одеяние отнюдь не для путешествия, а потому за время пути ткань кое-где протерлась, кое-где порвалась, а кое-где посерела от пыли и пепла. Он носил имя — Киёси Фудзино, обычный школьник. Школьник, ровно как и рыжеволосая, наблюдал за медленными движениями раскаленной массы с содроганием. О чем в этот момент думал он? Его всецело мучили дела сердечные. Он сожалел об упущенной возможности сходить на свидание с так полюбившейся ему девочкой со школы. Но в сознании теплилась надежда, что такая возможность еще представится Нет, такая возможность определенно будет. Киёси уже до всего этого прошел через ад черной смерти, реализовал побег, неудача которого грозила самой незавидной участью из всех возможных — отчислением из школы. В конце концов, он задом принял шпильку, чтобы все получилось Неужели какой-то вулкан и кольцо страшнее всего этого? Паренек думал, что нет. В какой-то момент Киёси изменился — его голова гордо поднялась, а взгляд стал увереннее. Все получится

Если смотреть со стороны, то на вершине вулкана можно было разглядеть лишь двоих, но, на самом деле был там и третий. Парнишка держал в руках округлой формы хлеб, хлебец. Вполне обычная на вид выпечка, светлого цвета, с нежной и аппетитно мягкой корочкой. Да только у хлеба этого были глаза, нос и рот — подобие человеческого лица. Это сказочное существо называли Колобком. В сказаниях и легендах он пал жертвой храбрых от зубастой пасти лисы, однако на деле было все совсем не так. На фоне своих напарников, их эмоциональных выражений лиц, спеченное существо было лишено ошарашенного взгляда, оно не было испугано. Однако на его хлебном лице рисовалась надменная ухмылка, грязная похоть и нетерпение поскорее овладеть сладкой попкой рыжеволосой девицы, что обтягивалась черными джинсами и выпирала назад, пока ее обладательница, согнувшись, смотрела в раскаленный «котел». Покосившись на столь желанное, Колобок слегка покусывал губы от предвкушения, облизывал их, желая скользнуть меж этих упругих, но в то же время наверняка и мягких ягодичек, протиснуться через податливый бублик внутрь, натереть его своей набухшей дрожжевой палочкой, а потом спуститься немного ниже и проникнуть в, он надеялся, еще девственный вареник и наполнить его пустоту жидкой любовью. А в конце, наблюдая румяное лицо Уотсон, то как она закатывает глаза от высшего наслаждения, состроив свои рыжие бровки домиком, сказать: «Я, сука, Колобок, Колобок! Я запихал те под лобок» Но не было для этого ни времени, ни возможности. Если говорить коротко, у Колобка торчал до дыма на эту девицу. Заторчал бы и сейчас от таких видов, если б не держащие его мужские руки, что ослабляли эффект возбуждения, сводили его до нуля.

Большую часть путешествия сказочная булка следовала за рыженькой, катясь по земле. Киёси же шагал позади. И наблюдая изо дня в день стройные, красивые, обтянутые джинсой ноги, точно сошедшие с обложки журнала мод, подчеркнутую талию и подтянутые роскошные округлые ягодицы, кои с каждым шагом слегка покачивались, гипнотизируясь, хлебец сходил с ума. От таких видов у любого бы резинка на трусах лопнула, а у Колобка под ртом хлебный корень любви молниеносно начинал твердеть. И было это не слишком удобно, Ведь Колобок привык передвигаться, катясь колобком. А твердотельная эрекция мешала катиться ровно. Только покатишься, раз, и застреваешь, втыкаешься в землю набухшей желанием частью себя. Однажды ему это надоело и было решено ходить пешком. Да, у него были ноги, которые обычно не использовались и о которых мало кто знал, но были они коротенькие, из-за чего ход медленный. Однако проблему это не решило — орган впереди неизменно торчал, как стрела крана, оттягивая центр тяжести. Колобок из-за этого постоянно кренился вперед и вновь втыкался в землю. Тогда он привязал его ко лбу, подняв вертикально вверх, и прикрепил лентой над глазами. Эрегированный криптонит теперь торчал над головой, как антенна. А потом, Киёси просто предложил колобка понести в руках, так как тот их замедлял своими маленькими шажочками. Так и пронес его школьник до самого жерла, а теперь они все застыли, не решаясь пошевелиться.

— Фуу, почему ты стал таким мокрым и скользким, блин? И липким— неожиданно выпалил Киёси, сморщившись от отвращения, чем привлек внимание и Мэри и Колобка.

— Потому что, блять, — Колобок поднял глаза на своего носителя, — У тя была когда-нибудь предсеменная жидкость?

— Ну б-была

— Вот у меня она выделяется так, тупишка.

Школьник сразу же выронил скользкую булку на землю и принялся обтирать руки об себя, еще сильнее сморщившись. А Колобок, звонко рассмеявшись, покатился к рыженькой. Остановившись у ее ног, он взглянул вверх. Вид открывался шикарный — через черную джинсу проступали очертания ее киски, даже впадинку было видно.

— Воткнуть бы тебе в междуножье— сладко протянула булка.

— Что? — растерянно ответила девушка, взглянув на колобка.

— Я говорю, ссать надо было у подножья Ну, у подножья горы. Скидывай уже блестящую хуевину и пошли отсюда.

Все это время кольцо было у Мэри, потому что у Киёси не было карманов, а у Колобка ни их, ни даже рук. Сунув руку в задний карман джинс, девушка изменилась в лице, в ее глазах вспыхнул испуг. Затем она сунула руку в другой, а потом начала охлопывать черную куртку из кожзама, что была на ней.

— Что такое? — Киёси приблизился к девушке.

— Кольца нет Оно было в кармане, а теперь его нет.

Киёси точно знал, что кольцо он не брал, а Мэри не было нужды устраивать эту сцену — при желании она могла бы просто уйти во время одной из остановок на отдых. Значит

— Да это колобок кольцо взял!

Колобок озлобленно уставился на паренька.

— Э, че пиздишь, пиздюк мальчишка! Куда я его взял? У меня даже рук, блять, нет. На пэнис чтоли я его себе надел? Ты поди и взял, дырявый — школьник даже слова не успел вставить. — О, смотрите, это что, Человек-паук? Там, внизу? Смотри, рыжик!

Уотсон сразу же отвлеклась от поиска кольца и подалась вперед, вцепившись глазами в жерло вулкана.

— Вон, смотри летит на веревках. Подойди ближе к краю!

Девушка и подошла по указке булки. Сделала маленький шажок вперед и споткнулась о что-то мягкое. Накренившись, она попыталась за что-нибудь или кого-нибудь ухватиться, но Колобок был сильно ниже, а Киёси стоял не так близко. Она свалилась вниз, издав крик полный страха и отчаяния. Мэри рвала воздух плачем и воплем, пока не погрузилась в бурлящую огненную толщу и не стала ее частью. От неожиданности Киёси громко ахнул, его глаза округлились, а потом раздалось звонкое «хе-хе» со стороны куска булки.

— Я был прав. Кольцо взял ты

— Естессна я, дебилек. Я не дурак упускать такую возможность. Было жаль, конечно, жертвовать этим рыжеволосым чехлом для пэниса, нооо — Колобок облизнул губы, — В ее взгляде не было сэкса, она б этого еблана в трениках ни за что б не променяла на сочный хлебный член, а очень зря. Эх, да уж, да уж

— Но, зачем ты это сделал? — школьник попятился назад.

— Чтобы, блять, жить с кайфом, дурашка. Это кольцо я отнесу Саурону и он озолотит меня. Я, бля, бедность во плоти Меня это заебало. Меня собирали по сусекам, я состою из хуевой муки и пригорелая задница, что, бля, мучает меня до сих пор, мне напоминает об этом. А все потому, что у ебучей старухи не было масла, блять. Я отнесу кольцо и у меня будет столько бабок, что любая киска по моему желанию вспенит мой ржаной холм! И рыжая, и черненькая, и лысая Я буду для них Человеком-пауком, паутину которого они с радостью примут на лицо. Все какого-то хэра думают, что меня слопала лиса. На самом деле я дал ей на клык, а потом запихал и под хвост Я всегда добиваюсь своего!

— Но как ты у тебя же нет рук

— Ну, а чтобы это узнать, развернись-ка Да, вот так. Согнись и натяни штаны, чтоб очертания жопы было видно

Киёси выполнил все указания, страшась, что будет дальше. Но, играть по правилам предателя — его план. Когда ему покажут кольцо, он просто заберет его и отправит в жерло вместе с плесневелым хлебцом.

— Все, смотри.

Он развернулся и раскрыл рот от удивления. Из колобка, области под его ртом, тянулся половой орган, а на нем было надето то самое, пропавшее кольцо.

— Так не бывает — медленно протянул Киёси, — Но, почему я тебя вижу?

— Потому что я хлеб, долбоеб! — Колобок оттолкнулся от земли и прыгнул в сторону школьника. Его сладкие, за счет сахарной пудры, зубы вонзились в кадык бедняжки и отделили его от шеи, разорвав мясо. Юноша упал на спину, схватившись за рваную рану, пытаясь сдержать покидающую его тело кровь и жизнь. Но исход уже ему известен — он так и не сможет сходить на свидание со своей девушкой.

— Чушка ебаная. — хлебец плюнул на увядающего мальчишку и покатился по горе вниз.


Мораль сего такова: Пеките свой хлеб и не доверяйте это ответственное дело никому!